— А теперь я поверну голову к тебе, Келли.
Я сделал глубокий вдох и высунулся из-за коробок, улыбаясь, но готовый к худшему.
Келли была там; она глядела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами, сидя в позе зародыша, раскачиваясь взад-вперед и зажав уши руками.
— Привет, Келли, — произнес я как можно мягче.
Она должна была узнать меня, но ничего не ответила. Просто продолжала раскачиваться, уставившись на меня.
— Мама с папой сейчас не могут прийти и забрать тебя, но можешь пойти со мной. Папа разрешил. Пойдешь со мной, Келли?
По-прежнему — никакого ответа. Я заполз в пещерку и свернулся рядом с девочкой. Келли плакала, и пряди светло-каштановых волос упали на ее лицо. Я постарался убрать те, что прилипли к губам. Глаза у нее были красные и опухшие.
— Ты тут немного перепачкалась, — сказал я. — Хочешь, я тебя умою? Давай, пошли, приведем себя в порядок, ладно?
Я взял ее за руку и осторожно вывел из «тайной норы».
Она была в джинсах, джинсовой рубашке, кроссовках и голубой нейлоновой курточке. Волосы у нее были прямые и почти до плеч, немного короче, чем помнилось мне. Для семилетней девочки она была слишком высокой, с длинными худыми ногами. Я поднял ее на руки и, прижав к себе, пронес на кухню. Я знал, что другие двери закрыты, поэтому она не увидит папу.
Я усадил ее на стоящий возле стола стул.
— Мама и папа сказали, что ненадолго уедут, поэтому попросили меня приглядеть за тобой, пока не вернутся. Хорошо?
Келли так дрожала, что я не понял, кивнула она или нет.
Я подошел к холодильнику и открыл его, надеясь найти какую-нибудь еду, которая, как известно, утешает. На полке лежали два пасхальных яйца.
— М-м, хочешь шоколаду?
У нас с Келли были замечательные отношения. Она казалась мне потрясающим ребенком, и вовсе не потому, что была дочерью моего приятеля. Я тепло улыбнулся ей, но она сидела, уткнувшись взглядом в стол.
Я отломил несколько кусочков и положил на тарелку, которую, возможно, она ставила на стол вместе с Айдой. Потом выключил радио: расслабляющим легким роком на сегодня я был сыт по горло.
Вновь посмотрев на Келли, я вдруг понял, что облажался. Что я буду с ней делать? Я не мог просто бросить ее здесь: убитые члены семьи валялись по всему дому. Но, что было еще важнее, она узнала меня. Когда приедет полиция, она скажет: «Ник Стоун был здесь». Они скоро выяснят, что Ник Стоун был одним из приятелей папы, и в доме полно моих фотографий вместе с ним. И если они арестуют ухмыляющегося пьяного субъекта, снятого на вечеринке с барбекю, то узнают, что по какой-то странной причине это вовсе и не Ник Стоун, а сынок миссис Стэмфорд.
На стуле висел пиджак Кева.
— Давай закутаемся в папин пиджак, — сказал я. — Он тебе идет, а заодно и согреешься.
По крайней мере, у нее будет что-нибудь папино; если повезет, это ее взбодрит.
В ответ раздался только приглушенный всхлип. На Келли напало что-то вроде трупного окоченения, однако она хотя бы повернула голову, чтобы взглянуть на меня. В таких случаях я обычно уступал место Марше, потому что ум ребенка для меня штука слишком сложная. Но сегодня я не мог этого сделать.
Я закутал ее в пиджак и сказал:
— Ну вот, теперь хорошо. Да это же папин! Только не говори ему, ха-ха-ха!
Нащупав в одном из карманов что-то увесистое, я посмотрел, что это.
— Вот здорово, смотри, мы сможем позвонить ему попозже.
Я посмотрел в окно: там не было никакого движения. Потом поднял корзину с грязным бельем, взял Келли за руку, и только тут мне пришло в голову: чтобы добраться до входной двери, надо выйти из кухни в прихожую.
— Посиди минутку, — сказал я. — Мне надо кое-что сделать.
Я быстро проверил, закрыты ли двери. Снова вспомнил об отпечатках, но, если и оставил парочку, теперь уже ничего не поделаешь. Моей единственной мыслью было поскорей выбраться отсюда и держать Келли подальше от полиции, пока я сам во всем не разберусь.
Я вернулся за ней, снова проверив, нет ли возле дома какого-нибудь подозрительного движения. Казалось, Келли тяжело идти. Мне пришлось схватить пиджак Кева за воротник и буквально выволочь ее к машине.
Посадив ее на переднее пассажирское сиденье, я улыбнулся:
— Ну, вот так. Какая ты у нас красивая, и как тебе тепло. Смотри, осторожнее с папиным пиджаком, а не то он будет сердиться.
Затем я бросил корзину назад, уселся на место водителя, пристегнул ремень и включил зажигание. Мы отъехали не спеша, никаких резких движений, ничего, что бросалось бы в глаза.
Повернувшись к девочке, я сказал:
— Келли, пристегни ремень. Знаешь, как это делается?
Она не шевельнулась, даже не взглянула на меня. Мне пришлось сделать это самому.
Я попытался завязать разговор — так, о пустяках.
— Хороший денек сегодня, правда? Да ладно тебе, побудешь немного со мной, а там все выясним.
Молчание.
Мои мысли снова переключились на суть дела. Что предпринять? Но каким бы ни было решение, я понимал, что положение у нас сейчас самое незавидное; лучше всего было бы раствориться во многолюдье. Я поехал к Тайсонс-корнер.
Повернувшись к Келли, я улыбнулся ей, стараясь казаться этаким беспечным дядюшкой Ником, но это не прошло. Она беспокойно смотрела в окно, словно думала, что вырвана из привычного семейного мирка и видит знакомые ей приметы в последний раз.
— Все в порядке, Келли.
Я попытался погладить ее по голове. Она резко дернулась в сторону.
Черт, надо просто дать ей смириться; если повезет, я смогу снять с нее этот груз довольно скоро.