Водители, возможно никогда раньше не видевшие пешеходов, яростно сигналили, но мы сумели перебежать на другую сторону и перебраться через низенькое ограждение на тротуар. Чуть наискосок от нас был промежуток между двумя офисами. Мы направились туда, затем пересекли небольшой пустырь и оказались на гостиничной стоянке. Пока мы шли между рядами автомобилей, я вспоминал последовательность букв и цифр на номерном знаке моей виргинской машины.
«Бест Вестерн» представлял собой большой четырехэтажный прямоугольник постройки, скорее всего, годов восьмидесятых. Стены были бетонными, выкрашенными в тошнотворно желтый цвет.
В вестибюле я притянул Келли к себе и прошептал:
— Просто посиди здесь. Я попытаюсь достать нам номер.
Я сунул ей туристическую брошюрку, лежавшую на одном из кресел, но она не обратила на нее никакого внимания.
В одном из углов, рядом с кофеваркой и сливками, стоял большой телевизор. Показывали бейсбол. Я подошел к администратору. Это была женщина лет сорока пяти, которая думала, что ей все еще двадцать четыре; она смотрела на экран, вероятно в мечтах связывая свою судьбу с одним из питчеров.
Расплывшись в улыбке, я сказал:
— Мне нужен семейный номер всего на одну ночь, пожалуйста.
— Разумеется, сэр, — ответила женщина — почетная выпускница школы обаяния «Бест Вестерн». — Заполните эту карточку.
Я начал писать и как бы между прочим спросил:
— А кстати, сколько стоит комната?
— Шестьдесят четыре доллара плюс налог.
Я вздернул бровь, сделав вид, что это куча денег для такого семьянина, как я.
— Понимаю, — улыбнулась женщина. — Право, жаль.
Она взяла мою кредитку, а я продолжал заполнять бланк. Я делал это на протяжении всех этих дурацких лет и врал там напропалую, стараясь выглядеть спокойным. Я также заполнил документы на машину и указал число постояльцев: двое взрослых и ребенок.
Женщина вернула мне кредитку.
— Пожалуйста, мистер Стэмфорд, номер двести двадцать четыре. Где ваша машина?
— Тут, за углом. — Я неопределенным жестом указал куда-то в дальнюю часть отеля.
— Хорошо. Если вы припаркуетесь возле лестницы с автоматами, продающими кока-колу и лед, то, поднявшись, поверните налево и налево же увидите номер двести двадцать четыре. Приятного дня!
Я мог бы описать внутренность номера еще до того, как отпер дверь: телевизор, две двуспальные кровати, парочка кресел и типичная одержимость американских отельных дизайнеров темным шпоном под дерево.
Мне хотелось поскорее отделаться от Келли, чтобы воспользоваться телефоном. Взяв пульт, я пробежался по каналам, надеясь найти «Никельодеон». В конце концов я наткнулся на какие-то мультики.
— Я помню этот — хороший. Посмотрим?
Келли уселась на кровать и уставилась на меня. Судя по выражению ее лица, ей не очень-то нравилось, что ее оставляют вне игры, и я это понимал.
— Келли, — сказал я, — я оставлю тебя всего на пару минут, потому что мне надо позвонить. Вернусь и принесу что-нибудь попить. Чего тебе хочется? Колы? «Горной росы»? Или каких-нибудь сластей?
Реакции не последовало, и я продолжал:
— Я запру дверь, а ты, смотри, не откликайся, кто бы тебя ни позвал. Никому не отзывайся, договорились? Я сам отопру дверь ключом. Ты посиди тут, поразвлекайся, а я буду минут через пять, ладно?
По-прежнему никакой реакции. Я повесил на дверь табличку «Не беспокоить», удостоверился, что карточка-ключ от номера у меня, и вышел.
Я направился к автомату, который заприметил на улице, потому что мне не хотелось, чтобы Келли слышала мой разговор. Я мало что знаю о детях, но, когда мне было семь, ничто из происходящего в доме не оставалось мной незамеченным. Чтобы исключить возможный прокол, я забрал из пиджака Кева его мобильник. Нажал кнопку «сеть», и мобильник запросил мой номер. Я попробовал два основных способа устранить препятствие — набрал четыре ноля, а потом 1234. Бесполезно. Больше пробовать было нельзя: бывает, что тебе даются только три попытки, после чего телефон автоматически вырубается, и надо обращаться к дилеру, чтобы снова привести его в рабочее состояние. Я отключил телефон и положил его в карман. Потом спрошу у Келли.
Я свернул влево, в сторону стоянки, к автоматным будкам вдоль тротуара. Для верности повторил про себя, что я собираюсь сказать, и набрал лондонский номер.
Изменив голос, я сказал:
— Я только что закончил работу и сейчас в Вашингтоне — хочу навестить старого друга. Я работал с ним десять лет назад. Теперь он здесь и работает на американское правительство.
В общих чертах обрисовав проблему, я сказал, что мы с Келли нуждаемся в помощи.
Искаженный голос это не какой-то волшебный код; ты просто пытаешься намекнуть, что происходит, а заодно сбить с толку случайного слушателя. Профессионального перехватчика не проведешь — для этого-то и существуют шифры, коды и прочее. Но Лондону требовалось знать лишь, что я в дерьме, у меня ребенок Кева и нас надо вытаскивать. Вперед!
— Хорошо, я передам сообщение. У вас есть номер контактного телефона?
— Нет. Я перезвоню через полчаса.
— Хорошо. До свидания.
Эти женщины не переставали изумлять меня. Они никогда, ни до чего не могли дойти своим умом. Тяжко, должно быть, их мужьям в субботу вечером.
Я повесил трубку и, почувствовав некоторое облегчение, побрел к бензоколонке. Я знал, что Контора во всем разберется. Они могли попросить родственную службу в Штатах отмазать меня от этого дерьма, но вряд ли пойдут на это. Сами устранят любые препоны, чтобы вытащить меня или, скорее, чтобы наверняка сохранить операцию в тайне.